Как регулировать Интернет и стоит ли верить в постмодерн? Абдуджабар Абдуджалилов о пересечении права и философии

Нужен ли контроль над Интернетом в эпоху, когда скриншоты становятся доказательствами в суде? Станет ли искусственный интеллект нашим хозяином? И что делать с постмодерном, который отрицает оппозиции? На эти и другие сложные вопросы отвечает доктор юридических наук Абдуджабар Абдуджалилов, предлагая свой взгляд на правовое регулирование, технологии и философию.

— Расскажите подробнее о вашем профессиональном пути, с чего начинали и чем занимаетесь сейчас?

— После окончания университета я был направлен на работу в прокуратуру. В течение трёх лет работал следователем прокуратуры района, затем был назначен следователем по особо важным делам при прокуратуре Республики Таджикистан. В этой системе я проработал до 1989 года.

С началом перестройки появилась острая потребность в таможенных органах, и 29 мая 1989 года приказом № 1 по таджикско-республиканской таможне я был назначен в таможню Республики Таджикистан. Нас было всего трое, и мы, буквально с нуля, взялись за создание всей системы. Сейчас же таможенная служба насчитывает полторы тысячи сотрудников.

Позже я проработал пять лет в парламенте Республики Таджикистан. В это время я и начал писать кандидатскую диссертацию на тему коммерческих договоров в Интернете, которую защитил в 2009 году. В 2011 году меня пригласили в Академию наук на должность ведущего научного сотрудника, а с 2015 года я являюсь заведующим отделом частного права Института философии и политологии права Национальной Академии наук Таджикистана.

— Какие направления курирует ваш отдел?

— Мы занимаемся теоретическими исследованиями в четырёх областях: гражданское право, семейное право, предпринимательское право и международное частное право.

— Вы многие годы занимаетесь изучением правового регулирования в глобальной сети Интернет. Расскажите подробнее об этой теме.

— Моя научная работа связана с теоретическими проблемами договорных отношений в Интернете. Сейчас правовые действия субъектов, работающих в Сети, создают определённые правовые последствия, но эти последствия не всегда находят отражение в Гражданском кодексе.

В прошлом году я защитил докторскую диссертацию, которая называется «Теоретические проблемы договорных отношений в Интернете». Как я уже говорил, проблема в том, что Гражданский кодекс не регулирует правовые последствия, возникающие в результате деятельности субъектов в Сети. В законодательстве также отсутствует понятие электронного субъекта права и электронных договорных отношений.

— Почему так происходит?

— Они просто не предусмотрены. Причина в том, что законодательство традиционно консервативно — в нормативный порядок вносятся только те отношения, которые уже устоялись в обществе. Хотя электронные субъекты права существуют, закрепить их законодательно пока не удалось.

— Получается, что на законодательном уровне отсутствует определение Интернета?

— Именно. Представьте себе: на самом высоком уровне нет единого определения того, что такое Интернет. У каждого специалиста своё понимание. Есть разные точки зрения: одни считают, что интернет вообще не нужно регулировать, другие, наоборот, выступают за его жёсткий контроль. Американцы, например, утверждают, что это сфера естественного права, а кто-то считает, что цифровые преступления должны находиться под строгим надзором.

— Какие примеры можно привести?

— Возьмём биткоин. Вокруг него кипят такие страсти, что просто кошмар какой-то! Один мой знакомый несколько лет назад купил 10 биткоинов. Сейчас он стал миллионером. В прошлом году он приобрёл в Дубае последнюю модель BMW всего за три биткоина! Очевидно, что законодательство нуждается в изменениях, его необходимо пересматривать и адаптировать к современным цифровым реалиям.

— Ведётся ли работа в этом направлении?

— Конечно. Я знаю, что многие учёные работают над тем, чтобы привести в нормативный порядок действия, совершаемые в Интернете. Это одно направление моей деятельности. Второе связано с научными публикациями.

— Ваши книги тоже подвергаются изменениям?

— Да, постоянно. Например, у меня есть второе переработанное и дополненное издание одной из книг, но если взять её последнюю электронную версию, то она уже заметно отличается. Внесены новые определения, уточнения. Знания постоянно обновляются.

— Следовательно, вы занимаетесь апгрейтом своих книг?

— Разумеется, со временем, некоторые вещи не то, чтобы устаревают, но нуждаются в обновлении. Даже мой сын, который уже более продвинут в цифровых технологиях, читает и говорит: «Здесь надо переделать». Я с ним соглашаюсь. Я считаю себя человеком творческим, но не в традиционном смысле. Вот, например, в одном приглашении меня назвали писателем. Но я точно не писатель.

— А если говорить о вашем стиле письма?

— Во время работы в прокуратуре я писал обвинительные заключения, мое письмо приобретало почти художественную форму. Ведь обвинительное заключение обычно сухое, а я стремился к более детальному анализу. Так у меня возникло так называемое «творческое окно», в котором я начал писать. И, судя по откликам, читателям нравится.

— Возвращаясь к теме правового регулирования в Интернете, в Узбекистане недавно вышло постановление, согласно которому скриншоты и другие цифровые материалы теперь имеют юридическую силу и могут использоваться в суде в качестве вещественных доказательств. Как вы относитесь к этому? Сейчас уровень технологий позволяет подделать всё что угодно, считаете ли вы это правильным решением?

— В целом, если рассматривать Интернет глобально, то это техническая система. Её создали люди, и есть специалисты, которые досконально разбираются в её функционировании. Я всегда говорю: прежде чем нажимать клавиши, подумайте сто раз, потому что есть люди, способные найти любую информацию, даже если она была зашифрована или спрятана в Даркнете. Это не имеет значения — техническая система работает по определённым правилам.

Искусственный интеллект, который сейчас широко рекламируется, — это тоже порождение технической системы, продукт биологического интеллекта. Поэтому думать, что «я это сделал, но меня не найдут», — наивно. Любые действия в Сети оставляют следы, будь то скриншоты или другие цифровые доказательства. Есть IP-адреса, а если есть IP-адрес, то этого уже достаточно, чтобы установить источник. Дальше ничего дополнительно делать не нужно.

— Как вы считаете, искусственный интеллект — это больше вред или польза? Ведь сейчас многое делается при помощи ИИ. Студенческие, научные работы пишутся, многие люди лишаются работы, потому что их заменяют алгоритмы. Насколько это нужно обществу?

— На самом деле всё не так. Да, можно обратиться к нему, чтобы облегчить себе жизнь. У меня дома установлена Алиса. Утром я выхожу и говорю: «Алиса, Бетховен — К Элизе». И для меня звучит Бетховен, и Чайковский, и так далее. И у меня формируется определённый настрой на день. Но Алиса — это не человек, это даже не искусственный интеллект. Это набор компьютерных программ, работающих в заданном направлении.

Вот я задал Алисе вопрос: «Что такое краткое содержание постмодерна?» И она, эта программа, отвечает мне именно в русле Фуко, Деррида и так далее. Не критичное отношение, а именно распространённое мнение. А это не так! Даже Википедия подвергается критике.

Понимаете? Искусственный интеллект — это порождение компьютерных технологий. Если почитать Айзека Азимова, скажем, где потерялся робот, или мрачный, на мой взгляд, роман «451 градус по Фаренгейту», — там как раз об этом. Но в конце концов, придёт ли время, когда книги начнут сжигать? Нет, никогда! Человечество имеет определённую память. И какой бы ни был искусственный интеллект, он будет обслуживать человека, а не главенствовать над ним.

— Расскажите о ваших литературных предпочтениях?

— Люблю детективы. Это интеллектуальный отдых. Когда человек хочет дать мозгу передышку, он читает детектив. Я вот недавно спросил у внучки, что она читает. Она ответила: «Мураками». Я говорю: «Мураками? Ты серьёзно? Это не для тебя. Это постмодерн». А потом спросил: «А что ещё?» И она сказала: «Агата Кристи, „Убийство в Восточном экспрессе“». Вот это как раз то, что нужно!

Мураками — это бесконечное копание в себе. В этом смысле он напоминает Достоевского, особенно в «Идиоте» и «Преступлении и наказании». Достоевский так глубоко погружался в психологию своих персонажей, что становилось не по себе. У Мураками то же самое. Например, его роман «Кафка на пляже». Я спрашиваю людей: «Вы знаете, кто такой Кафка?» Они отвечают: «Нет». Ну как так? Надо сначала разобраться, кто такой Кафка, что он писал, каковы его идеи.

Кафка — это, например, «Замок». Главный герой стоит перед замком и всю книгу не может в него попасть. Почему? Потому что Кафка сам искал себя, копался в своём сознании и в итоге застрелился. И что в этом такого великого?

— Ну раз вы не признаёте постмодернистскую литературу, не стану вас спрашивать нравится ли вам киберпанк?

— Я объясню, почему не признаю постмодерн как философию. Любая идея, концепция или мысль, которая преподносится обществу, должна быть им воспринята. У меня есть статья под названием «Симулякры сознания против постмодерна». Представителей этого течения не стоит рассматривать в первую очередь как философов.

Начать следует с другого — с того, что мы живём в традиционном обществе. И это не изменится в ближайшие 100, 200 или даже 300 лет.

Когда в парламенте однажды обсуждался вопрос браков, один из депутатов предложил легитимировать обряд никах. Это вызвало бурную реакцию, но затем он обратился к залу: «Хорошо, кто из вас живёт с женой без никаха — поднимитесь». Никто не встал. Это говорит о том, что традиционное общество не воспринимает брак без никаха и не будет воспринимать его ещё долго. Есть традиции, которые мы должны соблюдать и защищать.

Постмодернисты же утверждают, что оппозиций в обществе нет. Нет противопоставления дня и ночи, мужчины и женщины, социализма и капитализма. Но ведь они существуют, и отрицать это — значит идти против самой природы человеческого восприятия мира.

— В вашей критике постмодерна часто упоминаются работы Делёза, Гваттари, Деррида и других философов. Как Вы относитесь к их взглядам?

— Когда-то я пытался разобраться в книге «Капитализм и шизофрения» Делёза и Гваттари. Авторы называют движение общества к капиталу шизофренией. Но, на мой взгляд, это чисто шизофренический предмет. Как только вы утверждаете, что нет оппозиции между мужчиной и женщиной, вы идёте против традиций. Там вообще много идей, которые идут вразрез с традиционной культурой.

Постмодерн — это не философия традиционных культур. Это мировоззрение рантье, человека, у которого есть две квартиры, он сам живёт в третьей, и ему не нужно работать, выращивать пшеницу, хлопок, ходить в офис, писать книги. Ему ничего не надо делать. Он лежит на диване и рассуждает: «А зачем нам традиции? Давайте их отменим! Полицейские тоже не нужны, я сам себя защищу». В итоге такие идеи разрушают основы общества.

— Вы критикуете Фуко и Деррида, двух столпов постмодернизма. В чем конкретно вы видите проблему в их философии?

— Что меня не устраивает у Фуко? Он написал двухтомник «История сексуальности», жил в Америке, каждый день писал длинные письма своему мужу: «Я без тебя скучаю», и в итоге умер от СПИДа. И после этого мы должны признать его философом современности? Как традиционное общество может принять такого мыслителя? Это просто невозможно.

У Деррида есть книга «Диссеминация», где он утверждает, что закон — это всего лишь текст. Как это возможно? Закон — это нормативный акт, утверждённый государством и обязательный для всех. А он говорит — просто текст. Как всерьёз такое воспринимать?

—То есть постмодернизм противоречит традиционным ценностям?

— Однозначно. Постмодерн разрушает основы общества. Он говорит, что не существует противоположностей: мужчина и женщина, день и ночь, капитализм и социализм. Они просто стирают границы. Но так не бывает. Традиции существуют, и мы должны их защищать.

Постмодерн отвергает многое. А кто тогда государством управлять будет? Через что порядок поддерживать? В конце концов, кто работать будет? Ты же каждый день хлеб ешь — хороший, свежий. Кто тебе этот хлеб приготовит? Для постмодернистов вообще материального мира не существует. Они саму природу общества отвергают, природу, которая на взаимодействии противоположностей построена. Вот в чём их главная ошибка — разрушить всё, на чём мир стоит.

—Вы считаете, что традиционные ценности сохранят свои позиции и в будущем?

— Несомненно. Конечно, общество эволюционирует, появляются новые технологии, меняются способы коммуникации, но фундаментальные принципы остаются неизменными. Право, этика, мораль — всё это базируется на устоявшихся нормах, которые не могут быть стерты или заменены искусственными концепциями.

—Что вы могли бы посоветовать молодым юристам, которые хотят развиваться в сфере цифрового права?

— В первую очередь, необходимо быть гибкими и постоянно учиться. Цифровое право — это динамичная сфера, где законодательство всегда отстаёт от реальности. Поэтому важно не только изучать правовые нормы, но и разбираться в технологиях, понимать, как работают блокчейн, искусственный интеллект, смарт-контракты. Без этого невозможно стать настоящим экспертом.

СПРАВКА. Абдуджабар Абдуджалилов — заведующий отделом частного права Института философии и политологии права Национальной Академии наук Таджикистана, кандидат юридических наук, автор 51 научной работы, эксперт в сфере коммерческих договоров в Интернете, бывший сотрудник прокуратуры и таможенной службы Республики Таджикистан.